XI международный конкурс им.П.И.Чайковского 1998 г.

 

 

 

 

 

                Отзывы российской прессы на выступление Алексея Султанова в Большом Зале Консерватории

                                                                    Москва июнь-июль 1998 год

 

 

 

 

 

 

Только А. Султанов представил настоящее исполнительское прочтение произведений.

«Известия», июнь 1998 г

 

 

Выступление на конкурсе россиянина Алексея Султанова стало самым значительным собы­тием. На конкурсных выступлениях Султанова в Большом зале консерватории были аншлаги, как  на гастролях мировых знаменитостей. Восторженные впечатления объединяли все радикальные слои музыкальной общественности: и тех, кто безоговорочно принимал его нестандартные интерпре­тации, и тех, кого раздражали даже его длинные, как у библейского Самсона, волосы и экстрава­гантная внешность Его в финал не допустили, несмотря на то, что технически он выступил лучше многих финалистов. Отсутствие в финале Султанова лишает конкурс пианистов всякой интриги - перевес побе­дителя вряд ли будет ощутимым, и фактически им станет наиболее «усредненный» по всем турам  музыкант.

«Независимая газета», 26.06.98.  

 

 

Алексей Султанов, яркий пианист, поразил публику своими нестандартными интерпретация­ми.   

"Московский комсомолец», 03 37.91

 

Выступление Алексея во втором туре: его одухотворенность, нетрадиционность тракто­вок, непривычность эмоциональных оттенков были настолько выше всех конкурсных баталий, что говорить о баллах и подсчетах не хочется...

«Новая газета», 06.07.98

 

 

"Если Султанова пропустить на третий тур, то ему надо давать первую премию".

(Мнение человека, очень близкого к жюри)                 

«Московский комсомолец», 06.07.96

 

 

Именно музыка Прокофьева часто играла роль лакмусовой бумажки для оценки игры конкур­сантов: по-настоящему раскрыть ее удавалось далеко не многим. На II туре пианистов это в пол­ной мере получилось у Алексея Султанова, который в душный предгрозовой вечер так сыграл прокофьевскую Сонату № 7 си-бемоль мажор, что наэлектризованная атмосфера Большого зала кон­серватории буквально треснула от грома аплодисментов. Это был катарсис, очищение духа музы­кой Прокофьева и искусством исполнителя.

«ЗАВТРА» №27 (240), июль 1998 г

 

 

Нет, не сдается романтизм под напором «шквального», ударно-моторного,

«алокалипсического» пианизма конца XX века! Не сдается! И вступает в дерзкий с ним союз. Мне кажется, такой  сим­биоз великолепно демонстрирует на конкурсе самый колоритный и ослепительно одаренный представитель российской «команды» пианистов Алексей Султанов, интерпретатор огромного тем­перамента и стихийной силы. На первом туре — это уже было чудо открытия. Он играл «Аппассионату» Бетховена как экспрессивный пианист, импровизирующий в романтическом ключе Тему судьбы — эти страшные дьявольские стуки рока — он провел в самых контрастных и стра­стных формах. Он буквально разверзает душу каждого композитора — будь то Шопен (в котором он вскрывает главную « мятежную» ноту) или Прокофьев (его Седьмая соната в программе второ­го тура была грациозной и совершенно феерической). Из «Думки» Чайковского Султанов создал це­лое музыкальное повествование о жизни человека, пронесшейся, как шквал, в его воспоминаниях. Энергетическая мощь романтического и дерзкого таланта Алексея Султанова невероятно зарази­тельна.

«Век» №25 (291) 1998 г.

 

 

 

 

  

 

 

  $80 — за право потоптать знаменитую сцену

 

 

 Первый тур пианистов на конкурсе Чайковского превратился в предварительное прослушивание иностранных участников.

Итак, близится к концу первый тур состязания пианистов на Московском международном конкурсе им. П.И. Чайковского. Слушатели в легкой растерянности. Некоторые участники демонстрируют такой не­прикрытый непрофессионализм, что непонятно, как на это реагировать. Вот лишь некоторые отзывы не­зависимых экспертов, профессиональных музыкантов, которые (по условиям конкурса) сохраняют пока свое инкогнито.

    Прослушав первых 24 человека, приходишь к выводу, российские участники объективно сильнее
всех зарубежных пианистов, которые играли в эти дни. То ли сказался обязательный предварительный
отбор, «селекционировавший» наших участников, то ли на конкурс им. Чайковского перестали ездить та­лантливые иностранные исполнители... Думаю, все эти вопросы нужно адресовать к отборочной комис­сии, допустившей из зарубежных пианистов совершенных бездарностей (замечу в скобках: такого уровня
на конкурсе им. Чайковского не было уже очень давно). Во всяком случае, наши пианисты пока демонст­рируют абсолютно иной класс игры.

Другое дело, что если оценивать наших участников абстрактно или сравнивать их между собой (фактически получается очередной всероссийский» конкурс), каждому можно предъявить претензии. Один из главных недостатков — отсутствие музыкантской инициативы, личностной игры.

Первый российский участник, Е. Брахман понравился публике своей непосредственностью, лирич­ностью. М.Филиппов — опытный конкурсный боец, прекрасно владеет собой, смог превратить свое кон­курсное выступление в мини-концерт. Пожалуй, только А. Султанов представил настоящее испол­нительское прочтение произведений. К. Главатских — крепкий пианист, но совершенно не интересен как исполнитель. Удивила В. Корчинская-Коган: блестящая техника, тонкая нюансировка. Фаворит публи­ки (и, кажется, жюри) В. Руденко, завершивший второй день прослушивания, показался даже слабее Кор-чинской, он скорее шоумен, чем классический пианист. Но его виртуозность нельзя не оценить.

          Как правило, запоминаются или удачные выступления, или провальные. Начну со вторых. Из ря­да вон выходящие — Е. Фирсов (США), А. Иванов (Белоруссия), Р. Ержаковский (Казахстан), Нг Чон Лим
(Малайзия). Но абсолютный лидер среди непрофессионалов — грек Галеос. За свою жизнь я впервые  

услышал свист в Большом зале Консерватории. Помимо «типичного» внешнего вида (кроссовки, малино­вая с разводами рубашка и огромная бордовая «бабочка»), игра Галеоса ничего, кроме смеха .и. искрен­него возмущения, не вызывала. Если на конкурс им. Чайковского попадают такие (не хочется говорить кто), то давайте лучше допустим до участия в этом престижном соревновании учеников детской музы­кальной школы — они играют лучше.

Непонятно другое: почему председатель жюри «измывается» над публикой (между прочим, запла­тившей деньги за билеты) и не останавливает выступления подобных пианистов? Правда, эти участники тоже играют не бесплатно: они внесли взнос в размере 80 долларов за право потоптать знаменитую сце­ну мира. Кто прав?

Наиболее яркие впечатления Кирилл Глядковский, хотя и выступающий за США, но полное музы­кальное образование получивший в России. Хочу отметить и Алексея Султанова, который как будто играл не на конкурсе, а на первом отделении своего сольного концерта.

Зарубежные музыканты (за редким исключением) как будто играют ластами, а не руками. По традиции, пока все выступавшие представители Японии и Кореи «на одно лицо», отличаются разве что степенью беглости пальцев. Может быть, следующие дни выявят хоть одного перспективного пианиста из этих стран.

Можно отметить очень профессиональную работу жюри. До объявления результатов первого ту­ра их решением сняты 13 исполнителей из 24-х — и все абсолютно правильно. Если интриги, о которых так много говорят, все же «сработают», то, скорей всего, уже в третьем туре.

Напоследок сообщу еще об одном, на мой взгляд, любопытном факте. Для участников конкурса, на выбор, представлены три рояля трех фирм: «Steinway», «Yamaha» и *Kawai». Так вот из одиннадцати российских участников 7 человек выбрали рояли японских фирм, а 25 японских конкурсантов предпочли «Steinway».

 

  Светлана Антонова

 «Известия», июнь 1998 г

 

 

 

 

 

  Дерзость Султанова

           Муки жюри на конкурсе Чайковского                                                                               

 

         Адский труд жюри конкурса пиани­стов — выбрать из 96 лишь восемь достойнейших. Таких проблем не бы­ло ни у скрипачей, ни у виолончели­стов, выбиравших свою восьмерку финалистов из 56 или 53 участников. Между тем второй тур долгих, самых ответственных и решающих прослу­шиваний у инструменталистов завер­шается, и начинается последний, «сим­фонический» этап претендентов на конкурсный Олимп. Давайте предста­вим себе :перед каким выбором ока­зался судейский ареопаг, состоящий из выдающихся, но очень разных по убеждениям и вкусам музыкантов.

Поначалу все разворачивалось, казалось бы, в пользу представителей са­мого современного типа фортепианных виртуозов - музыкантов рационалистического, интеллектуального склада мышления, чемпионов сверхскоростей, сверхзвуковой мощи, сверхотточенной пальцевой и крупной октавной техни­ки. Симпатии слушателей (и, возможно, членов жюри) склонялись даже в сторону прекраснозвучной виртуозно­сти старинного «салонного» типа. Вос­торгались этюдами Листа н Шопена лауреата Десятого конкурса Чайков­ского Вадима Руденко, звуковой маги­ей его игры «жемчугом по бархату». Восхищались «шквальным» пианизмом Максима Аникушина (США), поразив­шего сверхтемпами бетховенской «Ав­роры» и «Дикой охоты» Листа в пер­вом туре и непрерывной энергетиче­ской агрессией Вариаций на тему Паганини Брамса и «Петрушки» Стра­винского — во втором. Радовались мощному художественно-техническому комплексу выразительных средств та­ких интересных исполнителей, как Де­нис Мацуев (Россия), Кирилл Глядковский (США), Аяко Уэхара (Япония), Виктория Корчинсхая-Коган (Россия), Олег Полянский (Украина), Че-Хек Чо (Корея), Максим Филиппов (Россия),  Сергей Тарасов (Россия) .

 Но вдруг к середине второго, тура акценты внимания сместились. Исполнение конкурсантами больших программ,  изобилующих  пространными сонатными и вариационными циклами, требующими от молодых исполните­лей огромной артистической воли, глубокой духовной работы и мастер­ства, открыли иных героев. В центре внимания оказались личности само­бытного эмоционально-поэтического склада (но с той же мошной техникой и ярким пианизмом!), настоящие ро­мантики, изумительно интерпретирующие, например, сонаты и фортепиан­ные циклы Роберта Шумана — само­го «неуловимого» и сложного из ком­позиторов-романтиков. И здесь вдруг зажглась звезда единственного пред­ставителя Великобритании на конкур­се пианистов Фредерика Кемпфа, сту­дента Королевской Академии музыки в Лондоне. Ни одного «пропущенно­го», пустого звука не было в его ис­полнении. Все было осмыслено, опоэ­тизировано и воспроизведено в звуко­образах исключительного изящества и красоты. Можно предположить, что нечто от игумновской школы чудесно­го «пения на фортепиано» воспринял Кемпф от своего «тайного» москов­ского учителя - Эммануила Монасзона (ученика К. Н. Игумнова). Нео­бычайно интересным музыкантом-ро­мантиком неожиданно проявил себя и американец Роберт Тис (ученик Дэниэла Поллака), вдохновенно исполнив­ший во втором туре труднейшую по стилистике Сонату Шумана фа-диез минор. Он был словно одержим ка­ким-то дирижерским чувством драма­тургии целого. Нет, не сдается романтизм под на- пором «шквального», ударно-моторно­го, «апокалипсического» пианизма конца XX века! Не сдается! И вступа­ет в дерзкий с ним союз! Мне кажет­ся, такой симбиоз великолепно демон­стрирует на конкурсе самый колорит­ный и ослепительно одаренный пред­ставитель российской «команды» пиа­нистов Алексей Султанов, интерпре­татор огромного темперамента и сти­хийной силы. На первом туре — это уже было чудо открытия. Он играл «Аппассионату» Бетховена как экс­прессивный пианист, импровизирую­щий в романтическом ключе. Тему судьбы — эти страшные дьявольские стуки рока — он провел в самых кон­трастных и страстных формах. Он бу­квально разверзает душу каждого композитора — будь то Шопен (в ко­тором он вскрывает главную «мятеж­ную» ноту) или Прокофьев (его Седь­мая соната в программе второго тура была грандиозной и совершенно феерической). Из «Думки» Чайковского Султанов создал целое музыкальное повествование о жизни человека, про­несшейся, как шквал, в его воспоми­наниях. Энергетическая мощь роман­тического и дерзкого таланта Алексея Султанова невероятно заразительна, хотя и вызывает протесты «раздра­женных» и «несогласных».

Как сложится судьба героев первых туров конкурса пианистов? Что скажет жюри?

 

 Тамара Грум-Гржымайло

  ВЕК № 25 (291)  1998 г.

 

 

 

 

 

 

   Первый скандал конкурса имени Чайковского

 

  

Сегодня начались финальные прослушивания инструменталистов

 

Сегодня  в трех специальностях конкурса начались выступления финалистов. Теперь они будут играть с лучшими симфоническими оркестрами Москвы. Позади осталось два тура, где в сольных про­граммах проявились все индивидуальные качества молодых музыкантов. Третий тур — это борьба мус­кулов и характеров. На этот раз в финал попадали восемь соискателей, набравших по итогам двух пер­вых туров наибольшие суммы баллов -Объявление финалистов Конкурса закончилось в среду около по

 луночи и это мероприятие стало самым интересным с точки зрения драматизма. Как и ожидалось, скандалом закончился второй тур у пианистов. По оценкам экспертов, публики и критики, вы­ступление на конкурсе россиянина Алексея Султанова стало самым значительным событием. На конкурсных выступлениях Султанова в Большом зале консерватории были аншлаги, как на гастролях мировых знаменитостей. Восторженные впечатления объединяли все радикальные слои музыкальной общественности: и тех. кто безоговорочно принимал его нестандартные интерпретации, и тех, кого раздражали даже его длинные, как у библейского Самсона, волосы и экстравагантная внешность Его в финал не допустили, несмотря на то что технически он выступил лучше многих финалистов.

Отсутствие в финале Султанова лишает конкурс пианистов всякой интриги - перевес победителя вряд ли будет ощутимым, и фактически им станет наиболее «усредненный» по всем турам музыкант.

Пять российских участников из восьми финалистов - таков итог второго тура и у пианистов, и у вио­лончелистов. У последних, правда, обошлось без скандала. Справедливость жюри этой специальности сомнения ни у кого не вызывает. Половину финалистов конкурса скрипачей также составили наши участ­ники. Наверное, кто-то удивился отсутствию среди финалистов россиянина Графа Муржи. которого кое-кто из публики и членов жюри прочил даже в главные фавориты. Но жюри под руководством Лианы Исакадзе не пропустило его в финал, что не вызвало того же безоговорочного неприятия этого решения, как в случае с Султановым...

 

 

  Вадим Краних

 «Независимая газета», 26.06.98

 

 

 

 

 

 

           Спешная ловля блох 

 

           Итоги II тура конкурса Чайковского лишили состязание главной интриги

 

Закончился второй тур конкурса им. Чайковского. Решением жюри и при помощи подсчета баллов из виолончелистов, скрипачей и пианистов отобрано по восемь финалистов. Судьба премий решится через несколько дней, но уже сейчас конкурс определился в главном -- итоговом уровне и дипломатическом имидже. Теперь, как бы ни распределились награды, лауреатские списки по специальностям "скрипка" и "виолончель" будут выглядеть вполне достойно. Хуже с фортепиано: слишком многим результаты второго тура конкурса пианистов представляются спорными.

Маленькая сенсация у скрипачей (в финал не прошел Граф Муржа, обладатель III премии прошлого "Чайковского") никому настроение не испортит. Муржа играл неудачно и столь многим рассказывал, что на третьем туре играть вообще не будет, что результат закономерен. Здесь имеется два лидера -- маленькая ученица Э. Грача крепкая Ичун Пань и по-юношески нестабильный, с хорошим звуком и чуткостью Николай Саченко (ученик Кравченко). Много надежд возлагают на лиричную Наташу Ломейко (Великобритания) и по-европейски стильную немку Латису Хонду-Розенберг. Ее Брамс на втором туре стал лучшим Брамсом конкурса. Она приехала за первой премией, но, учитывая мощное лобби московской консерватории (по словам Лианы Исакадзе, она ничего не может с ним поделать) и пробивные способности профессора Ирины Бочковой (в финале два ее ученика -- Елена Ревич и Александр Тростянский), вряд ли ее получит. За награды поборются Франческо Манара и сильная китаянка без азиатского акцента в игре Хуанг Бин.

Финал виолончелистов уже выиграли профессора Наталья Шаховская и Давид Герингас. Их учеников на третьем туре разбавят австралиец Ливей Куин (у него хорошие шансы на пьедестал почета) и француз Франсуа Сальк. Публика надеется, что гром не грянет и обаятельный фаворит Денис Шаповалов возьмет свое. Премии поменьше прочат также Александру Неустроеву (он единственный победил отвратительную акустику зала Чайковского), обиженному прошлым конкурсом Вольфгангу Шмидту и Борису Андрианову. Есть поклонники у Владимира Бальшина и опытного Дмитрия Цырина, который, впрочем, во II туре играл с огромными потерями и натужно. Можно лишь пожалеть о вдохновенной и не по-детски качественной игре молоденькой Габетты Соль, которая могла бы украсить финал. Объяснение жюри: "Молодая, у нее все еще впереди".

Конкурс пианистов предпочел оскандалиться раньше, чем ожидалось. Жюри срезало альтернативного лидера Алексея Султанова (1-я премия конкурса им. Клайберна, 2-я -- престижного "Шопена"). Как говорят, расчищая дорогу Вадиму Руденко, неудачно сыгравшему второй тур. В команде "наших" еще мастеровитый Сергей Тарасов, настойчивая Виктория Корчинская-Коган, молодой любимчик аудитории Денис Мацуев и ученик Веры Горностаевой Максим Филиппов, изумительно сыгравший цикл прелюдий Рахманинова. Иностранцы -- Фредерик Кэмпф (музыкально одаренный, но неотесанный, играющий без деталей), Мика Сато от азиатской исполнительской школы и немножко иностранец, точный и тонкий Олег Полянский (Украина). Подробнее о ситуации на конкурсе пианистов читайте в завтрашнем номере. Пока скажем только, что однозначную победу уже одержал профессор Сергей Доренский. В финале -- четверо его воспитанников.

Вокалисты традиционно идут с большим опозданием. С завтрашнего дня второй тур поют 48 конкурсантов, 24 из них представляют Россию.

            Юлия Бедерова

           "Русский телеграф" 27.06.1998

                  

 

 

 

 

  О sole mio, спи спокойно!

 

  

  Завершился XI конкурс имени Чайковского

 

Церемония закрытия представила все, чем конкурс был богат: недомолвки, двусмысленные положения, красивые фразы, перманентная истерия по поводу привлекательных иностранных мальчиков и примкнувших к ним девочек. Между делом - музыка, на этот раз совсем немного: все юные крикуны, молотобойцы и оркестр «Молодая Россия». Вот уж никто не думал, что этот коллектив, работой которого, казалось, не был удовлетворен никто он играл конкурсантам-скрипачам, будет закрывать все действо. Впрочем, все в порядке вещей. «Чайник умер» -эти слова произносились многими. Печальнее всего то, что организован конкурс был как никогда блестяще - ни одной видимой накладки за три недели, спасибо гендиректору Николаю Бутову и его команде из государственной компании «Содружество». Жюри, под общий смех и одобрение, сметало конкурсных туристов с первого тура, слепило из того, что было, тур второй. Тут-то конкурс и споткнулся на нашем соотечественнике пианисте Алексее Султанове. Ярчайший интерпретатор был буквально вышвырнут из конкурсной борьбы по результатам второго тура, что объединило оценки его сторонников и противников, не входящих в состав жюри, в единое слово -«беспредел».

До последнего момента чего-то ждали от председателя жюри конкурса пианистов Андрея Эщпая, но ... Андрей Яковлевич, человек во всех отношениях порядочный, к сожалению, показал неспособность на более масштабный, чем полуприватное извинение перед музыкантом, поступок. На фронте ему, вероятно, было в какой-то мере легче - там не надо было делать выбор. Враг ясен, автомат заряжен, «за Родину, вперед, ура». Здесь же, в сложившемся противостоянии школ двух членов жюри, Сергея Доренского и Льва Наумова, идет спор давний и, наверное, мировоззренческий: один готовит победителей конкурсов - быстрых, громоподобных и довольно усредненных исполнителей, другой -концертных музыкантов - интерпретаторов, к коим принадлежат и Султанов, и обладатель четвертой премии Сергей Тарасов. Сегодня музыкальной культуре России и мира («Чайковский»-то -международный!) нужнее первые. В этом, по крайней мере, убеждено жюри, пропустившее в число восьми финалистов четырех учеников Доренского и отдавшее его школе две первые премии. Как белый террор определяет неминуемую вспышку красного террора, беспредел жюри ведет за собой безумие публики. Она выбрала себе в любимцы английского юношу Фредди Кемпфа. Он, безусловно, музыкален: рояль жалел и даже пытался вести за собой оркестр, отчаянно вращая головой. Удостоившийся третьей премии Кемпф стал звездой обоих лауреатских концертов - а обладатель второго приза Вадим Руденко не появился ни на одном, а «золотой» Денис Мацуев был приглашен лишь на первый. Говорят, что Фредди - огромное музыкальное явление, за ним будущее. Во всяком случае, Кемпф в финале нынешнего конкурса пианистов - «ни вашим, ни нашим»; рядом с Султановым сегодня его поставить никак нельзя. Однако у публики, как у Татьяны Лариной, «душа ждала... кого-нибудь». И дождалась - открылись очи, она сказала: «Это Кемпф!» Пятиминутной истерики с топотом ног по балкону даже культовый Майкл Найман месяц назад не удостоился.

А в самый последний день в дирекцию пришел член жюри конкурса пианистов китаец Ли Минг Чан с искореженной видеокамерой в трясущихся от возмущения руках. По его словам, в 12.40 дня на Красно/i площади к нему, мирно снимающему Кремль, подошли двое в штатском - один высокий, другой короткий. - ударили по ребрам и под вздох, сломали камеру и спокойно удалились. Все произошло на глазах многих людей, но постовой, к которому господин Ли обратился за помощью, сказал: «Я не понимаю». Господин Ли был крайне возмущен - примерно так же, как и музыканты, ознакомившиеся с решением коллег господина Ли и его самого по Султанову за неделю до того. Но камеру можно купить, подонков в штатском - разыскать и посадить. А решения жюри ни одной статьей УК не регламентируются....

 

 

  Юрий Раков

 «Общая газета», 9-15 июля 1998 г., № 27 (257)

 

 

 

 

 

 

 Убедительная победа хорошего над лучшим

 

 

  Пианисты

 

 Если первый тур больше походил на вступительный экзамен, а второй порой приносил приятные художественные впечатления, то в финале в свои права вступили законы бизнеса, связанного с раскруткой определенной группы претендентов.

Начну с того, что сам список финалистов вызвал, мягко говоря, недоумение. Прежде всего нам вновь со всей ясностью дали понять, что соревнование проводится исключительно для российских участников и среди них. Наших было шестеро, включая Олега Полянского, лишь формально выступавшего за команду Украины. Иностранцев двое - Фредерик Кемпф (Великобритания) и японка Мика Сато. Раскол между решением жюри и мнением публики и экспертов был очевиден. Разумеется, наибольший резонанс вызвала история с неожиданно слетевшим Алексеем Султановым. Как водится у нас в таких случаях, вокруг пианиста тут же создался мученический ореол. Кто-то назвал его единственной личностью на конкурсе (что несколько преувеличено), а некий анонимный доброжелатель уже взывал к Всевышнему о спасении России. Однако в принципе слушательский гнев был вполне праведным. Султанов был одним из самых ярких впечатлений конкурса (а таковых было крайне мало), хотя не все его интерпретации безупречны с точки зрения вкуса - взять, к примеру, "Думку" Чайковского или скерцо Третьей сонаты Шопена. Но Седьмая соната Прокофьева в его исполнении - конечно, событие, и одна она способна перевесить все прочее. К тому же среди финалистов были исполнители, заведомо более слабые во всех отношениях.

Правда, есть и другая сторона вопроса. За разговорами вокруг Султанова, чья исполнительская карьера и без Конкурса Чайковского вполне состоялась, быстро забыли о других несправедливо обиженных. Например, об очень перспективном русском американце из Джульярда Максиме Аникушине. Забыли о том, как сурово обошлись с пианистами из Японии. В финал попала одна лишь Мика Сато, и притом явно случайно. А ведь были среди ее соотечественников исполнители, которые по уровню своей техники и исполнительской культуры вполне могли претендовать на место в финале. Могу назвать, по крайней мере, три имени: Като, Аримори и Уэхара. А если вернуться к расстановке сил в команде Московской консерватории, то задаешься вопросом: а чем, собственно, хуже других были Андрей Желтоног и Святослав Липс, не прошедшие в третий тур?

Плоды такого объективного решения жюри пришлось пожинать слушателям третьего тура. Общее впечатление было довольно унылым. Во-первых, господствовал тот мощный гранд-стиль, который еще 150 лет назад великий наш классик Михаил Иванович Глинка окрестил котлетным. Отличительные черты его - жесткий, сильный и порой грубый звук плюс почти полное отсутствие нюансов. К тому же минимум стилевых различий, минимум личного отношения. Во-вторых, играли большей частью грязно и небрежно. Вроде бы со стороны грешно и осуждать пианистов за фальшивые ноты, ибо конкурс - огромная нагрузка, и потери, а порой и срывы неизбежны. Но количество этих потерь, кажется, превысило все допустимые пределы. Оркестр же - особая статья. Игру ГАСО, который переживает сегодня период своеобразного полураспада, было просто больно слушать. Восемь Первых концертов Чайковского - и всякий раз одни и те же киксы валторн и отчаянный рев меди. Опять виолончель скрипуче выводит свое соло, а флейтист не успевает сыграть быстрый пассаж в финале. Вдобавок к этому - несбалансированное звучание и постоянные несовпадения. Дирижер Арнольд Кац в этих условиях мог лишь свести к минимуму расхождения с солистами. Правда, контакта у пианистов с дирижером (или у дирижера с пианистами?), как правило, не получалось. Содружество возникло лишь в случае с Фредериком Кемпфом и отчасти с Сергеем Тарасовым.

Теперь - о распределении премий и самих лауреатах. Строго говоря, ни один из пианистов не был достоин первой премии. Для того чтобы не присудить ее, было на этот раз оснований даже больше, чем четыре года назад. Не было на нынешнем конкурсе настоящего лидера, яркая индивидуальность которого уравновешивалась бы техническим мастерством. Не являлся таковым и Денис Мацуев, которому присудили первую премию. Хотя впечатление на третьем туре произвел - хорошей техникой (кажется, единственный играл чисто), раскованной и явно рассчитанной на внешний эффект манерой сценического поведения. Но если Первый концерт Листа вполне соответствовал его амплуа, то Первый концерт Чайковского прозвучал довольно поверхностно. Вадим Руденко, претендовавший на роль лидера, в итоге с третьего места, полученного четыре года назад, передвинулся на второе. И то, скажем прямо, вопреки явным неудачам на втором и третьем турах. Исполняя Первый концерт Чайковского и Третий - Рахманинова, Вадим Руденко, кажется, попал в не совсем естественную для себя эмоциональную сферу. Однако больше всего испортили впечатление оба финала. Они вышли шумно-разухабистыми, с прямо-таки кавалерийским оттенком.

Третью премию получил музыкант, который стал настоящим героем конкурса и любимцем публики - англичанин Фредерик Кемпф. И действительно - лишь он один на нынешнем конкурсе играл с такой внутренней энергией, с таким подлинным и глубоким эмоциональным ощущением, что оказался способным тронуть сердца слушателей. К тому же это пианист с тонким слухом, с точными и очень интересными намерениями - чего стоит только медленная, тихо затаенная главная тема Третьего рахманиновского концерта. За это можно простить ему и текстовые потери, и склонность к сухому и жестковатому звукоизвлечению. Но, несмотря ни на что, подлинное место англичанина должно было быть хотя бы на ступень выше.

Выступление Сергея Тарасова вполне соответствовало присужденной ему четвертой премии - без особых откровений, но достойно и профессионально. А вот почему оказался на пятом месте Максим Филиппов и как он обошел Полянского (шестая премия) и Корчинскую-Коган (диплом), сказать трудно. Ибо выступление его было на редкость неудачным. И наконец, последний призер - Олег Полянский. Сильная сторона этого музыканта в его владении разнообразными звуковыми красками - от мощного форте до нежнейшего пианиссимо. Однако в его финальном выступлении не хватило настоящей исполнительской воли.

Виктория Корчинская-Коган играла серьезно и деловито. Ее несколько агрессивная манера подачи звука далеко не везде была уместна. Премии ей не дали - видимо, не простили забытый текст Концерта Чайковского. Хотя по всем прочим показателям она вполне могла рассчитывать на призовое место.

В целом все действо - особенно ближе к финалу - напоминало раздачу слонов согласно заранее известному сценарию. Тенденция развития конкурса вполне ясна: год от года профессиональный уровень его снижается, а коммерция все явственнее берет верх над искусством. 

         Татьяна Гальперович    

        №24 (7135) 2 - 8 июля 1998г.

 

 

 

              Борьбы достаточно. Хотелось бы игры побольше

 

               Пианисты

 

 Первые результаты Конкурса имени Чайковского среди пианистов, наверное, разочаровали всех. Денежное содержание первой премии увеличилось вдвое, а программа существенно сократилась. Что, впрочем, правильно - для того, чтобы определить уровень пианиста, и одного прослушивания более чем достаточно. К тому же для большинства участников даже эта, сокращенная программа оказалась непосильной. Многие коллеги уже сетовали на то, что уровень пианистов на этот раз, как никогда, низок. По сравнению с прошлым конкурсом количество их почти в два раза возросло, но в качество не перешло. Результаты первого тура очень впечатляют: две трети участников (из них лишь двое - россияне) не набрали "проходных" 18 баллов и автоматически выбыли из борьбы. Осталось 32 пианиста - а ведь до второго тура планировалось допустить сорок. Жюри даже не пришлось по-настоящему производить отбор - выбирать было не из кого. Так что радость организаторов по поводу рекордного количества исполнителей на конкурсе была несколько преждевременной - приток "свежих сил" осуществился в основном за счет "лишних людей". Были они, разумеется, и на прошлом конкурсе, но не в таком количестве. Не припоминается и столь откровенной халтуры, как выступления Евгения Фирсова (США), Минаса Галеоса (Греция) и некоторых других, которые - прямо по известному музыкантскому анекдоту - "играли, но не сыграли ни одной ноты". Подобных досадных случайностей невозможно избежать без предварительного отбора иностранных участников. И об организации такого отбора, похоже, придется подумать устроителям следующего конкурса. Разумеется, проводить предварительное прослушивание иностранцев было бы накладно. Но изучить аудио- или видеозаписи и "анкетные данные" вполне возможно. И очень желательно.

Задача привлечь на конкурс как можно больше иностранцев, естественно, была продиктована соображениями престижа. Кто же к нам приехал?

Абсолютное большинство иностранцев прибыло из стран Дальнего Востока - Японии, Кореи, Китая. В массе своей эти музыканты весьма далеки от настоящего европейского уровня. Это понятно - данные страны находятся на этапе освоения европейской культуры, в том числе и культуры пианистической. В этом отношении лидируют, судя по конкурсу, представители Японии. В их числе есть исполнители профессиональные и достойные, которые вполне могут претендовать если не на звание победителя, то во всяком случае на одну из премий. Например, Хироси Като и Хироси Аримори (оба - участники прошлого Конкурса Чайковского). Хироси Като выгодно выделялся на общем фоне хорошей европейской выучкой (он окончил Академию имени Ф.Листа в Будапеште), исполнительской культурой - благородством звука, сдержанностью сценической манеры и к тому же тонким слышанием и органичными интерпретациями русской музыки, будь то "Белые ночи" и "Тема с вариациями" Чайковского, этюд-картина Рахманинова или Восьмая соната Прокофьева.

Что больше всего удручает на конкурсе, так это отсутствие интересных европейских исполнителей, которые могли бы составить достойную конкуренцию российским пианистам. Именно этот факт более, чем какой-либо другой, говорит о падении авторитета конкурса и его уровня. Судьба пианистов из Франции и Италии (причем пианистов действительно интересных и достойных) на прошлом конкурсе довольно показательна - их даже до третьего тура не допустили. Стоит ли удивляться, что к нам не едут? В довольно скромном списке европейских участников мало лауреатов крупных международных конкурсов, а пианистов, достойных упоминания, - и того меньше. Француз Оливье Пейребрюн на первом туре привлек внимание естественностью и благородством игры, умением построить фразы "широкого дыхания". Правда, в следующем круге состязаний это приятное впечатление начисто было испорчено: Соната Шуберта и "Думка" Чайковского были просто невыносимо скучны. Фредерик Кемпф (Великобритания) - тонкий музыкант с чувством стиля, но его манера игры очень камерна, и в пространстве Большого зала многие из нюансов терялись и, скорее, угадывались.

Пианисты из стран ближнего зарубежья - Армении, Беларуси, Литвы, Казахстана, Киргизстана - не дошли даже до второго тура. Что вполне естественно - кроме моря разливанного фальшивых нот, обильно сдобренных педалью, ничего из этих выступлений не запомнилось. Исключение составили музыканты Украины - киевлянка Алина Халикова, удачно зарекомендовавшая себя на прошлогоднем Конкурсе Рахманинова, Андрей Желтоног и Олег Полянский - воспитанники Московской консерватории, лишь формально принадлежащие к "команде" Украины. Андрей Желтоног, обладатель премий нескольких международных конкурсов, выступил достойно и на этот раз, особенно ярко проявив себя на втором туре. Чайковский был исполнен с безупречным вкусом, Соната Листа - прекрасно "выстроена".

Российская "команда", прошедшая суровый предварительный отбор, на этот раз оказалась даже более ровной и сильной, чем на прошлом конкурсе. Однако в ней нет ярко выраженного лидера. Есть лидирующая группа. Возглавляют ее Вадим Руденко и Алексей Султанов. Вадиму Руденко, завоевавшему третье место на Х Конкурсе, не занимать сценического темперамента, виртуозности и блеска. Однако есть у него тенденция к "гладкому скольжению" по поверхности произведения. Эти впечатления четырехлетней давности вновь подтвердились. На первом туре Руденко представил еще с тех пор памятный набор своих коронных номеров - Второй этюд Шопена, Девятую сонату Моцарта, Прелюдию и фугу Танеева. Шопен был, как всегда, великолепен, моцартовская соната прозвучала, правда, эдаким "милым пустячком"... Алексей Султанов - музыкант самовыражения, но не во всем одинаково убедителен. Его стихия - музыка мощная и властная, звучащая на эмоциональном пределе. И это подтвердилось поистине феерическим и "хулиганским" (вполне, впрочем, в духе оригинала) исполнением Седьмой сонаты Прокофьева, "налетевшей" на порядком утомленную публику, подобно шквалу. Такого эмоционального напора на нынешнем конкурсе мы еще не наблюдали. Ярко, сильно и темпераментно выступила на первом туре Виктория Корчинская-Коган. Было, однако, в ее игре больше от радости победы над материалом, нежели от подлинной исполнительской свободы. Хотя последнее для молодой пианистки, возможно, дело будущего. Максим Филиппов, Святослав Липс, Сергей Тарасов и Денис Мацуев выступили профессионально, крепко и основательно.

И, наконец, на нынешнем конкурсе обозначилось такое явление, как российские музыканты, живущие за рубежом. Пожалуй, сегодня только они способны составить реальную конкуренцию российской "сборной". Два музыканта - Кирилл Глядковский и Максим Аникушин, выступающие за США, - заставили серьезно говорить о себе. Глядковский - выпускник Московской консерватории, ученик Михаила Плетнева, Льва Власенко и Дэниэла Поллака, - без сомнения, глубокий музыкант. Об этом свидетельствуют те интеллектуально-взвешенные трактовки Прелюдии и фуги Танеева и 32-й Сонаты Бетховена, что он представил на первом туре. На втором, однако, он выступил гораздо менее убедительно. Взяв на себя смелость исполнить "непопулярную" фа-диез-минорную сонату Николая Мясковского, прекрасно передал трагический надлом этого сочинения, но совершенно запутался в лабиринте Сонаты Листа. Максим Аникушин - из тех музыкантов, которые просто созданы для конкурсов. Великолепная техника, хорошая школа (его нынешний педагог в Джульярде - наша соотечественница Оксана Яблонская), однако сквозь все это лишь изредка пробивается искорка индивидуального отношения.

В конкурсной программе не было "обязательных" сочинений, и потому здесь "встретились" разные композиторы - от Баха до Мясковского. Но, пожалуй, мало кому из них так не повезло на Конкурсе имени Чайковского, как... самому Петру Ильичу Чайковскому. Для большинства пианистов исполнение пьес из "Времен года" было не более чем данью требованиям программы первого тура. Играли уныло, блекло и как-то "абстрактно- музыкально" - вроде бы и все детали на месте, но где же теплота и задушевность, где бережное, трепетное отношение к музыкальной фразе? И главное - мало кто (пожалуй, назову лишь Руденко, Кемпфа, Пейребрюна) играл с любовью к музыке. Не лучше обстояло дело и в дальнейшем. Из нескольких сочинений Чайковского, предложенных программой второго тура, участники в основном избрали "Думку". И сделали это, кстати, совершенно зря. Ибо, как оказалось, довольно трудно быть простым и естественным и в то же время проявить хоть крупицу индивидуальности и притом остаться в рамках хорошего вкуса. Лучше всех это удалось Максиму Филиппову и Андрею Желтоногу. А вообще, "сельскую сцену" интерпретировали как могли. Были и туманные интеллектуальные изыски, и бурные страсти-мордасти, и нечто листовски-трансцендентное, и лихой опереточный галоп...

Шумановская мысль о том, что игра на инструменте есть то же, что игра с ним, едва ли пригодна для характеристики нынешнего конкурса. Участники XI Международного конкурса имени Чайковского постоянно напоминали о том, что это суровая и напряженная борьба за место под солнцем - борьба друг с другом, с инструментом, с сопротивлением "нотного материала". Это понятно, и все же хотелось бы побольше игры. Иными словами - чтобы состязание было все-таки, скорее, художественным, нежели спортивным.

              Татьяна Гальперович

             №23 (7134) 25 июня - 1 июля 1998г

  

 

 

 

 

     Музыка. Музыка? Музыка!

 

 

    ( Субъективные заметки об XI Международном конкурсе им. П.И.Чайковского )

 

    

     С последним днем июня завершил свою работу и один из самых представительных музыкальных конкурсов мира — Конкурс им. П.И.Чайковского. По четырем специальностям — фортепиано, скрипке, виолончели и сольному пению—подведены итоги: названы имена лауреатов, вручены медали, дипломы, призы. В целом, что бы ни кричала либеральная пресса о его провале, выдавая желаемое за действительное, конкурс прошел успешно, чему в немалой степени способствовала четкая его организация, в первый раз курируемая отечественными попечителями — РАО Газпром. И главный результат конкурса — зримое доказательство весьма сильных позиций нашей исполнительской школы в мире, которые пока, вопреки всем негативным явлениям в нашей жизни, не пошатнулись. В течение 21 дня любители музыки могли до пресыщения услаждать свой слух, “болеть” за “своих” исполнителей, обсуждать их выступления, следить за реакцией жюри. Атмосфера в залах при прослушивании музыкантов, в кулуарах конкурса несравнима ни с какой другой, и ни жара, ни духота, ни усталость не снижали ее эмоционального накала.

     В этом году, кроме традиционной для данного конкурса музыки П.И.Чайковского, чаще всего звучали произведения великого русского композитора ХХ века С.С.Прокофьева. Его сонаты и концерты для фортепиано, скрипки, виолончели, так же, как его оперы и балеты, вдруг оказались насущно необходимыми, созвучными по настроению и мироощущению как музыкантам, так и любителям музыки всего мира. Именно музыка Прокофьева часто играла роль лакмусовой бумажки для оценки игры конкурсантов: по-настоящему раскрыть ее удавалось далеко не многим. На II туре пианистов это в полной мере получилось у Алексея Султанова, который в душный предгрозовой вечер так сыграл прокофьевскую Сонату № 7 си-бемоль мажор, что наэлектризованная атмосфера Большого зала консерватории буквально треснула от грома аплодисментов. Это был катарсис, очищение духа музыкой Прокофьева и искусством исполнителя. Чувство радости и изумления возникло и на II туре скрипачей при исполнении семнадцатилетней китаянкой Ичун Пань прокофьевской Сонаты № 2 ре минор для скрипки и фортепиано. Как могла столь юная исполнительница так прочувствовать и передать эту весьма непростую музыку?! Но если молодая скрипачка, успешно отыграв во II туре, прошла на III, то Алексей Султанов был отвергнут своим жюри. Мы же потеряли возможность услышать его яркую нетривиальную игру при исполнении больших концертных форм.

     Вообще, это становится общим местом для конкурсов им. П.И.Чайковского, когда барьер II тура не преодолевают по-настоящему интересные, самобытные музыканты, зато проходят скучные, маловыразительные “технари-громобои”. Так было с Ермолаевым за два конкурса до настоящего, со Струковым на X конкурсе, так произошло и теперь. Заключительный тур конкурса пианистов только выиграл бы, если бы вместо участников, занявших в итоге три последних места, на него прошли бы Ёсуке Кикуче (Япония), Станислав Липс и Алексей Султанов (оба — Россия). Каждый из них продемонстрировал свою индивидуальную манеру игры и свое видение исполняемых произведений. Программу II тура Липс сыграл на одном дыхании, сильно и строго, по-своему исполнив ту же Сонату № 7 Прокофьева. Представитель французской пианистической школы Кикуче пленил слушателей тонкой и глубокой интерпретацией “Ночного Гаспара” Равеля, особенно пьесы “Виселица”, протяжные повторяющиеся звуки которой почему-то сразу вызвали в памяти образ мятежного поэта XV века Франсуа Вийона, его дерзкой и скорбной поэзии.

     Конкуренция скрипачей на II туре была настолько высока, что перед жюри этого конкурса стояла очень непростая задача по отбору исполнителей на III тур. И, тем не менее, не могу не пожалеть, что в финале не пришлось услышать темпераментной игры американки Нури Печт, нашей молодой скрипачки Надежды Токаревой. Недавний же ученик Центральной музыкальной школы, ныне студент Московской консерватории Николай Саченко, занявший в итоге I место, не полностью удовлетворил наше эстетическое чувство, особенно если вспомнить знаменитые имена его предшественников — Виктора Третьякова, Гидона Кремера, Рафаэля Олега.

     С наименьшими потерями преодолели барьер II тура виолончелисты, которые, по общему мнению, были представлены как никогда сильной командой. Лучшим среди них по праву стал выпускник Московской консерватории этого года Денис Шаповалов, одаренный, тонко чувствующий, требовательный к себе музыкант. Он — настоящее открытие и украшение конкурса.

     Наибольшие споры по поводу распределения мест, как обычно, вызвали пианисты. Начиная с I тура, симпатии постоянных слушателей конкурса стали заметно склоняться к Фредерику Кемпфу, двадцатилетнему студенту Королевской академии музыки в Лондоне. На II туре он тонко и вдохновенно сыграл “Юмореску” Шумана, весьма хорошо — Сонату № 6 ля мажор Прокофьева и закончил “Русским скерцо” Чайковского. Наградой ему были буря аплодисментов и сердца публики. На III туре жаждали повторения его успеха II тура и 1-го места на конкурсе. Его игра на III туре с оркестром не разочаровала, но и не была безупречной. Главное, чем подкупил он наших слушателей, это — искренность чувств и отсутствие заведомой выстроенности исполняемых произведений.

     Однако при непосредственном сравнении игры Кемпфа и Руденко (они играли в один вечер одинаковую программу: Концерт №1 П.И.Чайковского и Концерт №3 С.В.Рахманинова)  и по пианизму, и по произведенному впечатлению первым, на мой взгляд, был Руденко. Игра Руденко завораживает особенным отлетающим мягким звуком, поющими, рокочущими басами, тонкостью нюансировки, что ярко проявилось при исполнении им Концерта Рахманинова. В результате Руденко занял 2-е, а Кемпф — 3-е место. 1-е же место и золотую медаль конкурса пианистов получил Денис Мацуев, студент 4-го курса Московской консерватории. Его игра, при всей виртуозности его пианистической техники, не вдохновляет, более того, временами даже вызывает протест своей хорошо скрытой за внешними проявлениями темперамента пустотой. 4-е место и звание лауреата конкурса получил Сергей Тарасов, умный музыкант, сдержанно и лаконично раскрывающий замысел композитора, имеющий свои глубоко продуманные комментарии музыкального текста.

     Конкурс вокалистов был на этот раз настолько многочислен, что в I туре даже уменьшили число исполняемых произведений. Тем не менее, особенно интересных открытий здесь не состоялось. Наиболее ярким оказался баритон Бесика Габиташвили (Грузия), которому и присудили 1-е место среди мужчин. Среди женщин 1-е место получила Миеко Сато (Япония).

     В заключение не могу в который раз не спеть дифирамбов нашей публике. Своей непредвзятостью, способностью оценить и полюбить исполнителей, не взирая на то, свой он или чужой, открытостью красоте и истинному чувству, как она выгодно отличается от западных ценителей музыки!

 

     

   Елена Антонова

 

   «Завтра» 27(240) 07-07-98

 

 

 

 

 

 

    Концерт для мафии с оркестром?

 

   

    Конкурс имени никого.

 

 

Конкурс Чайковского завершается. Сегодня, когда этот номер уже будет подписан, станут известны имена лауреатов. Но и тех, кто прошел в третий тур, то есть финалистов, уже можно поздравить с выиг­рышем. Так кто же победил в этой игре и была ли она безупречно честной?

После чудовищного по степени непрофессиональности участников первого тура пианистов отсея­лось две трети конкурсантов. Туча японо - корейско - китайских претендентов тоже сократилась до трети, и в объеме, почти равном российской группе участников (аж восемь человек), просочилась во второй тур. Для чего? Да только для того, чтобы составить слабенький фон для учеников членов жюри: Руденко, Корчинская-Коган, Полянский, Мацуев—натурально, студенты Доренского. Тарасов — ученик Наумова, Тис — Поллака. В роли такого же фона, заведомо обреченного на «выброс», выступили и те, кто нравился публике, но никак не устраивал почтеннейшее жюри. Таковым оказался интересный и тонкий музыкант, француз Оливье Пейребрюн. В эту же западню попал и Алексей Суптанов ,ученик Наумова, оставивший Московскую консерваторию после третьего курса. Султанов — музыкант, явно не ук­ладывающийся в прокрустово ложе пианистической школы профессора Доренского, в частно­сти, да и нынешних эстетических принципов Московской консерватории вообще. Изгнание не­стандартного Султанова после второго тура — откровенный скандал нынешнего конкурса.

Групповой портрет участников третьего тура — это бенефис проф. Доренского четверо из восьми финалистов - его ученики. И если Руденко и Корчинская-Коган продемонстрировали некий приличный кон­курсный уровень, то представляющий Украину Полянский — просто шокировал своей вялостью, равно­душием и бестильностью. Да и Мацуев на втором туре ограничился выполнением весьма скромной зада­чи сыграть программу (довольно несложную) с верными нотами, ровненько от начала до конца.

На третьем туре неприятные сюрпризы продолжались: Максим Филиппов буквально провалил ис­полнение Первого концерта Чайковского, играя с неряшливостью, которая не пристала финалисту столь престижного соревнования.

 

 

   Екатерина Кретова

   «Московский комсомолец», июнь 1998 года.

 

 

 

 

 

 

              У кого есть шанс не дойти до третьего тура

 

 С тех пор, как слоган «победителей не судят» вошел в обиход, принято не задумываться над судьбой «побежденных». «Коммерсантъ» решил обратиться за комментариями к НАТАЛЬЕ ПОГОРЕЛОВОЙ — матери Алексея Султанова, явного фаворита конкурса пианистов, не допущенного на третий тур. Беседует музыкальный обозреватель ЕЛЕНА ЧЕРЕМНЫХ.

Почему пианисту Алексею Султанову, у которого эксклюзивные контракты с Japan art и Colambia. у которого один концерт в Америке стоит $8-9 тыс., который 12 лет благополучно выступает зa рубежом, было важно играть на конкурсе им. Чайковского?

— Ему было важно вернуться в Россию. Получив пинок 12 лет назад (Алексей Султанов уже участвовал в конкурсе им. Чайковского, когда ему было 16 лет и он заканчивал 11-й класс ЦМШ), он буквально через год после этого взял первую премию на конкурсе Вана Клиберна. И по условиям той победы он должен был отыграть 200 концертов. Учтем, что в те годы наш Госконцерт забирал у музыкантов 67 процентов от выступлений. А мы ведь переехали в Москву из Ташкента, и у нас здесь практически ничего не было. И еще, над Лешей постоянно висела угроза армии. Надо было как-то спасаться. Теперь же он вернулся на «чайник», уверенный в себе. Да и мы ему постоянно пели по телефону: «Приезжай, приезжай, в Москве теперь и публика другая, и все иначе». Что говорить, Леша просто хотел сюда вернуться.

Насколько ваш сын был готов к тому, что произошло?

— Он рассчитывал на лучшее, но был готов и к самому худшему.

Почему?

— 12 лет назад его так же плавно отсеяли со второго тура. Что произошло? Буквально на жеребьевке Лешка сломал палец и играл под заморозкой (мы нашли спортивного врача, который делал ему укол, как футболисту, азотом). Укола хватало на три минуты. Остальное игралось на чистой боли. Первый тур — прекрасно. Второй — тоже. Лешку согнали со второго тура, и жюри отговорилось жалостью: «Пусть не мучит свой палец».

Чем жюри отговаривалось теперь?

— Его учитель, который, в свою очередь, учился у Нейгауза,— Лев Николаевич Наумов, объясняет случившееся тем, что все иностранные члены жюри поставили огромный балл. А наши — нижайшие баллы. Тем самым все высокие оценки оказались аннулированы.

Зато у профессора Доренского в финал прошло четыре ученика. Даже Руденко, который почти провалился на втором туре. Может быть, стоило идти в класс не к Наумову, а к Доренскому?

— Ни за какие коврижки он бы не сделал этого.

Хотелось бы получить хотя бы неофициальный расклад в жюри. Кто был за Султанова?

— С утешениями подходили Андрей Эшпай, Черны-Стефаньска. Говорят, что за него голосовали представители Австрии и Германии. Американец Поллок. Но Доренский ведь очень много общался с Поллоком и, видно, о многом с ним договорился.

Объективности ради. неужели ему было не с кем здесь соперничать?

— Что вы, конечно, было с кем. Есть же хорошие ребята — Денис Мацуев, англичанин (Фредерик Кемпф.—«Ъ»), Вика Корчинская-Коган. С этими ребятами он бы сражался хорошо и на равных. Но его отблокировали. Канал «Культура» и с первого, и со второго тура показывал — хоть полсекунды! — всех, кроме Алеши. Мне было противно от предчувствия всей этой грязи. Теперь же, когда она пролилась,— все равно.

Что теперь?

— Теперь мы хотели, чтоб сын отдохнул. Были планы поехать на дачу. Но боюсь, что Лешка с женой уже пошел за билетами.

 

               Елена Черемных.

               «Коммерсантъ-daily» 1998 год

 

 

 

 

 

 

 

 

               Гениально одаренные обойдутся и без лауреатства

 

 

               Так решило жюри конкурса пианистов

 

 

Подведенные вчерашней ночью на конкурсе им. Чайковского итоги второго тура в трех инструмен­тальных номинациях можно было бы счесть, разумными, если б не скандал у пианистов. В списке восьми участников третьего тура не оказалось того, чье присут­ствие там для публики было неос­поримым, Алексея Султанова.

Объявляя итоги, председатель фор­тепьянного жюри Андрей Эшпай не скрывал своего заупокойного настрое­ния. «Чем утешаться срезавшимся?» В дело пошел Равель, трижды не удосто­енный Римской премии. Последняя подпитка, совершенная им в 1905 году, «поверьте, тоже ни к чему не привела, но ведь мы-то знаем Равеля, а не тех, кто выиграл у него эту премию».

Забавно и— ничего не скажешь — культурно. Вроде и себя полили, а без ущерба для «общего дела». Собственно, в возможностях жюри, где роль «серого кардинала» по-прежнему иг­рает профессор Сергей Доренский, ничтоже сумняшеся «протянувший» на третий тур четырех своих учеников (ровно половину финалистов), никто не сомневался. Разве престижу и репу­тации конкурса может помешать такая мелочь, как приватные договореннос­ти тех,кто нужен финалу (даже если очевидно плохо играл, как Вадим Руденко), а кто и вовсе не нужен? Ни фи­налу. Ни конкурсу им. Чайковского. Ни публике, которую, как присягал на от­крытии тот же Андрей Эшпай, обма­нуть невозможно.

Итак, в третьем туре у пианистов — восемь спортсменов. Пятеро наших (Денис Мацуев,.Виктория Корчинская-Коган, Вадим Руденко, Максим Филип­пов, Сергей Тарасов). Еще один — ук­раинец (Олег Полянский). На закус­ку — британец (Фредерик Кемпф), ко­торому наверняка дадут вторую пре­мию, и японка (Мика Сато) — так, для балласта. Почему-то на «итогах» бур­ных аплодисментов удостоили выле­тевшего американца Роберта Тиса. А на Султанове все осеклись. Повисло неловкое молчание.

Очевидно, что на первом месте ока­жется Денис Мацуев — питомец «Но­вых имен», достойный игрок в амплуа Вана Клиберна. Высокий, уверенный в себе, техничный и предсказуемый во всем. Уже сегодня очевидно, что на его последующих сольниках никому никогда не будет предложено ничего нового, интересного и нестандартного. Кроме выправки, посадки — под углом в 130 градусов назад— и холодного виртуозно-лирического шика. Разуме­ется, с долей нервячки, которая ощу­щалась, когда Мацуев во втором туре играл «Мефисто-вальс», был зажат, но которую успешно ликвидировал в медленной части Седьмой сонаты Про­кофьева.

Слушая и наблюдая такого пианис­та, можно было предположить увлека­тельную интригу в финале между ним, стандартным музыкальным клерком, и Алексеем Султановым, коренастым странником. Чем занимала бы эта ин­трига? Для жюри и публики это озна­чало бы борьбу за выбор исполнитель­ского стандарта или нестандарта. За поиски очередного чемпиона или, нап­ротив, "сверхэнергетика, почти непри­лично завораживающего зал своей нервически-импульсивной тайной. У' жюри от этой тайны, похоже, у первого сдали нервы. А может, Сергей Дорен­ский вдруг сильно забоялся, что у стер­того лица его спортсменского класса будет хоть один противоположного свойства конкурент. В любом случае то, чем можно было бы оживить фи­нал, судорожно выкинули на помойку.

Теперь у пианистов мы будем иметь дело только с цифрами, секундомера­ми; двигательно-мускульными презен­тациями и растягиваемыми, как на эс­пандере — плюс-минус сантиметр в темпе, в громкости, в точности,— фортепьянными концертами. Чайковско­го—Прокофьева. Чайковского-Рахма­нинова. Чайковского—Прокофьева. Чайковского—Шопена. Сверните уши, вынимайте ноги. Считайте пальцы и баллы, баллы. Viva Доренский — gaudeamus igitur боксеров от музыки. Русская сборная победила в коман­дном зачете. Зачем финал?

Наверное, затем, чтобы знать, что скрипка оказалась самой балластной номинацией на этом конкурсе. Един­ственно, о ком заставляют скорбеть прошедшие в третий тур скрипачи, это о неприехавшей (но заявлявшейся) молдаванке из Австрии Патриции Копачинской, которая легко бы «умыла» всю бледнолицую струнную усредненку своим румяным темпераментом и сверхточным смычком. Из четырех рус­ских финалистов одна — Наташа Ломейко — представляет Великобританию. А вот наша Елена Ревич достойно презентует принципиально не сольную селекцию скрипачей: ее поза, стойка и игра — производные от положения скрипки в оркестре, а никак не на персональной сцене. Что ж, любое дая­ние— благо.

Но больше всех благ дала молодым конкурсантам виолончельная номина­ция. По крайней мере, у них нет очевид­ного соответствия «прошедших» «уво­ленным». Тут— чин и порядок. Первым, как и ожидалось, идет все тот же Денис Шаповалов, за ним — Борис Андрианов. Первый — рыжий, второй — брюнет. Первый — высокий, второй — не очень. Оба — шаховские ученики. И слава Богу. Хоть чье-то присутствие в жюри не ло­жится тенью тяжелого компромисса между профессиональной и обыватель­ской совестью, между интересами искус­ства и интересами бизнеса. Из восьми финалистов пятеро наши. И эта пятер­ка — пока единственный утешительный результат, который хочется поскорее за­сунуть в карман и потихоньку разгляды­вать дома.

 

 

               Елена Черемных

              «Коммерсантъ-daily» №113, 26.06.1998 года

 

 

 

               Искусство

     Сколько звезд в созвездии Лиры? Или Феномен третьей премии на Конкурсе Чайковского.

    Так что же делать?... Нет ответа...

 

 

 

Эту безответственность  на вечный вопрос и продемонстрировало жюри конкурса пианистов, без­жалостно "зарубившее" самого яркого и самобытного музыканта-интерпретатора среди конкурсантов 29-летнего Алексея Султанова, чьи выступления на конкурсе походили на сенсационные концерты самых знаменитых заморских гастролеров (после истории со сломанным пальцем на Конкурсе Чайковского в 1986 году Султанов уже 10 лет живет в США). Невольно вспоминается трагическое восклицание покой­ного Даниила Шафрана. «Талант за бортом!» (по аналогии с известным морским восклицанием:« Чело­век за бортом!» - что значит случай аварийный, когда нужно спасать). Да, Султанова, выброшенного за борт третьего тура конкурса, надо было спасать, несмотря ни на какие баллы, ибо он - в отличие от сво­их юных коллег-«соперников» - не сможет больше участвовать в Конкурсе Чайковского. Не дать Султа­нову сыграть с оркестром концерты Чайковского и Прокофьева (именно грандиозный Второй концерт Прокофьева соль минор, который так плоско и неинтересно был исполнен финалистами Викторией Корчинской-Коган, получившей диплом, и Олегом Полянским, награжденным шестой премией) - это было кощунственное решение. Не берусь судить, кто или что тому виной. Но были преданы лучшие традиции жюри Конкурса Чайковского, всегда стремившегося к поощрению ЛИЧНОСТЕЙ ИНТЕРЕСНЫХ МУЗЫ­КАНТОВ. А здесь было проявлено именно пренебрежение к личности ярчайшего музыкального таланта. В результате в финал конкурса пианистов оказалась образцово-показательная «спортивная» команда конкурсных бойцов с явным дефицитом талантов художественной интерпретации...

А об участнике второго тура конкурса пианистов Алексее Султанове позаботилось лишь... Московское купеческое общество, присудив ему свой приз «За артистизм». Ответом зала была громовая про­должительная овация, больше похожая на. демонстрацию...

 

 

    Тамара Грум-Гржымайло

    «Литературная газета», 08.07.98, №28 (5707)

 

 

 

 

      Если звезды гасят, -это кому-нибудь нужно

 

 

 

Выступая на открытии XI Международного конкурса им. Чайковского, Тихон Николаевич Хренников по­обещал, что все будет по-другому. Что престиж конкурса надо срочно поднять (обронили его), и мы его подни­мем на небывалую высоту.

И подняли! В финале 5 русских пианистов: 4 ученика Доренского, четвертый — Филиппов, пятый — Тара­сов. Все хорошие (хуже - лучше) пианисты. А выдающийся, талантливый, вызвавший своим «магическим» ис­полнением «бурю в зале» и ураган в Москве (так писали газеты) — Алексей Султанов не удостоился этой чес­ти!

На объявлении результатов Андрей Эшпай, смущенно извинялся из-за электронной системы подсчета баллов. А где Вы были, Господа, российские музыканты? Машина выдала Вам результат! Результат Вашей по­средственности, трусости, мелочности и, пожалуй, бездарности, человеческой и профессиональной. Во все века, что не укладывалось в Прокрустово Ложе обывателя, фарисея, подвергалось издевательствам, гонени­ям. Можно поздравить Андрея Эшпая, — он умыл руки классически.

Мы не верим, что иностранные члены жюри Вас, душителей талантов, поддержали! Скорее всего, поль­зуясь идиотской системой подсчета баллов, наш прославленный «Крестный отец» мэтр Доренский, как всегда, обвел всех вокруг пальца (Браво, Сережа, ты, как всегда, на высоте. Вечно жил, вечно жив, вечно будешь жить).

Зачем нам яркие звезды? Зачем нам слава? Хотели как лучше, а получилось как всегда, даже хуже. Бо­же! Спаси и сохрани нашу бедную Россию.

Что сделал этот гений? Он дотронулся до наших душ, он заставил всех затаить дыхание на целый час: Он открыл Вам, что Вы живы.

Его выступление ни разу не было показано на телеканале «Культура» — полная блокада. Так называе­мый критик - ведущий (а скорее ведомый) Тернявский (Латунский), или как его там еще зовут, высасывал из пальца глупости про форте и пиано и ни разу не дал послушать Алексея. Грязно и гадко. Грязная статья в «Вечерней Москве».

Позор! А когда-то Вы тоже были известны своей игрой на рояле, а не «игрой в баллы». Стыдно, Господа!

 

     «Независимый музыкант»

     5 августа 1998 г.

 

 

 

 

 

 

                                                                          

      Есть ли будущее у конкурса Чайковского?

 

 

 

       Пейзаж после битвы. Музыкальной.

 

 Как и четыре, и восемь лет назад, со всей острогой стоит сегодня этот вопрос: есть ли будущее у Конкурса Чайковского? Только в дни IX и X конкурсов, в «перестроечном», реформаторском угаре первой половины 90-х годов, ставился даже вопрос о... моратории на музыку Первого концерта для фортепиано Чайковского. Более того —- предлагалось Конкурс Чайковского, устремленный в XXI век, переименовать в Конкурс имени Шостаковича или имени Шнитке, ибо к музыке Чайковского с ее «уходящей красотой тургеневского музея дворянской культуры», как писали «Московские новости», теряют интерес профессионалы.

Сегодня взгляды приобрели иной, ярко выраженный патриотический уклон. Вся подготовка к ХI конкурсу проходила под лозунгом: «Конкурс Чайковского — наше национальное достояние». А достоянием нужно дорожить. Достояние нужно приумножать.

          Россия всегда славилась не только своими исполнителями, но и композиторами, — говорит
известный виолончелист, «ветеран » Конкурса Чайковского и «пятикратный» член его жюри Михаил
Хомицер. — Я бы между конкурсами Чайковского устраивал конкурсы композиторов, чтобы лучшие
новые произведения становились бы «обязательными» для участников исполнительского соревнования:
пианистов, скрипачей, виолончелистов и даже дирижеров, ибо стыдно нам, располагая великим
симфонизмом Чайковского, завоевавшим весь мир, не иметь конкурса дирижеров его имени.

Конкурс Чайковского лихорадит давно. Постоянно реформируются его программы, методы отбора и оценок, стиль работы жюри. Нынешний XI конкурс «блеснул» новым «Положением о жюри» и новой системой голосования — полностью закрытой, тайной, исключающей дополнительные обсуждения на всех трех турах. Мнения каждого члена жюри — впервые на Конкурсе Чайковского — выражались только в цифрах. Решающим для судеб конкурсантов становился роковой «средний балл», полученный арифметическим путем.

Поначалу все надеялись на лучшее. В конце первого тура конкурса пианистов член его жюри, профессор Сергей Доренский сказал:

          Многие конкурсы перешли на эту систему, когда все решают цифры, а не мнения чпенов жюри. У
меня как члена жюри опыт огромный: это мой 65-й международный конкурс. И я утверждаю: ни одно
обсуждение не было никогда плодотворным.

Но закончился второй тур у пианистов, и все ахнули, узнав решение жюри и имена «победительной» восьмерки, вышедшей на финишную прямую: четверо пианистов из восьми были учениками Сергея Доренского. И на голову профессора обрушилась глыба «уличений» и «разоблачений» в прессе, не стесняющейся, как известно, в выражениях. Кто-то даже предложил назвать этот конкурс именем Доренского...

Но факт остается фактом: в финале господствовала отлично подготовленная, в отличной «спортивной» .форме команда Доренского. А за бортом третьего тура оказались такие яркие, оригинально мыслящие музыканты и пианисты-виртуозы, как Алексей Султанов (Россия) — бесспорный лидер первых ,авух туров, Роберт Тис и Максим Аникушин (США), Аяко Уэхара (Япония). Удивительно, что из 37 представителей Японии и Кореи, участвовавших в конкурсе, среди которых было немало весьма достойных музыкантов-профессионалов, в финале очутилась никем из слушателей и критиков не замеченная Мика Саго, которая и проявила свою полную беспомощность в исполнении концертов с оркестром. Такого позора Конкурс Чайковского еще не знал! Как ни печально сознавать, но в финале конкурса пианистов (в какой-то степени и скрипачей) жюри очутилось в унизительной .ловушке, ибо господин Средний Балл восторжествовал над художественными критериями отбора, и дефицит художественных впечатлений в финале был обеспечен.

«Чудеса математики» в решениях жюри возмутили огромное количество спушателей, «болельщиков» и профессиональных экспертов.

«Не понимаю, почему судьбы финалистов решаются суммарной оценкой баллов за первый и второй туры. Разве сам факт выхода солиста во второй тур не является «полным и окончательным» итогом первого?.. Разве во втором туре не стоят принципиально иные задачи, чем в первом? Разве баллы, получаемые исполнителями, — секрет государственной важности?» — рассуждает артист симфонического оркестра Семен Славин. Аналогично мыслит и преподаватель музыки Светлана Макарова: «Я совершенно не понимаю, зачем суммировать баллы после первых двух туров? ... Было бы логичнее при такой жесткой «цифровой» системе судейства сделать первый тур «пропускным» на второй, а второй соответственно стал бы «мостиком» в финал. А при определении собственно лауреатов уже суммировать все полученные участником оценки. Набравший наивысший балл по сумме ТРЕХ ТУРОВ получил бы абсолютно законную первую премию».

 

    Тамара Грум-Гржимайло

    «Век», 10.08.98. №27(293)

 

 

 

 

«ИТОГИ» вместе с Newsweek. 6 июля 1998.

 

Искусство. Главный исполнительский конкурс России — политическое шоу, сори­ентированное на победу «наших».

 

 

Музраспределитель имени Чайковского.

 

Леонид Самоцветов. ПЛАН ПО ВАЛУ.

 

 

 

 

1.jpg

 

Регулярные конкурсы музыкантов-исполнителей возникли в Европе и России в 90-е годы прошлого века, одновременно с возрождением Олимпийских игр. Историки считают, что это был один из послед­них порывов романтизма с его культом уникальности личности и попытками привести искусства и спорт к гармоничному сосуществованию (что, очевидно, было отличительной чертой античных празднеств). Состязания музыкантов-виртуозов практиковались и раньше, но к концу XIX века для них сложились особенно благоприятные условия. Сформировавшиеся исполнительские школы до блеска отшлифовали методы обучения и художественные эффекты. Образовалось музыкальное пространство с единой, дос­таточно определенной шкалой критериев.

На рубеже XIX-XX веков в России проводилось множество конкурсов солистов и камерных ансамблей. Их  организо­вывали Российское музыкальное общество или крупные музыканты. В тогдашней художественной жизни конкурсы занимали почетное, но не главное место - такое же, как благотворительные акции или салонные вечера. В 20-е го­ды XX века ситуация изменилась. Конкурсная жизнь при­ обрела международный размах и массовый характер. Именно в 20-30-е годы возникают многие из самых пре­стижных ныне соревнований: пианистов имени Шопена, скрипачей имени Венявского и другие. Пик романтического увлечения конкурсами пришелся на первые послевоенные десятилетия. Тогда победы на них означали безусловное общественное признание и открывали путь в художественную жизнь. Но с течением времени количество конкурсов выросло.  Регулярно обеспечивать их исключительными дарованиями оказалось невозможно. Кроме того, на каждом состязании постепенно сложились свои традиции и практика лоббирования уча­стников со стороны заинтересованных лиц: попечителей, импресарио, членов жюри, педагогов.

Конвейер

Сейчас конкурсы - отлаженная международная система, подчиненная законам бизнеса, а не искусства. В Европе и Америке почти нет крупных городов, где бы они ни проводились. В одних участвуют и скрипачи, и пианисты, и виолончелисты, другие посвящены одному инструменту. Есть конкурсы хоров, камерных ан­самблей, дирижеров Большинство престижных состязаний проходит под эгидой международной федерации (Federation de Concours intemationaux) со штаб-квартирой в Женеве, которая с 1959 года публикует о них всевозможную информацию. Руководствуясь этими сведениями, многие молодые музыканты путешествуют по конкурсам ради практики и новых контактов, а кто и ради заработка. Как правило, распределение премий заранее намечается за кулисами и не доверяется случаю. Но, сообразуя закулисные связи, репертуар и ха­рактер исполнения с типом состязания, можно рассчитывать на премию.

Условно конкурсы можно разделить на «политизированные», решающие те или иные внемузыкальные задачи, и «ярмарки», где импресарио ищут новых исполнителей. Московский конкурс имени Чайковского, ос­нованный в 1958 году. - из числа «политизированных». Он был призван демонстрировать, что советская му­зыкальная школа — лучшая в мире. Рассказы о крупных и мелких интригах, тайных и явных подтасовках, приводивших к победе «нужных» участников, сопровождают конкурс Чайковского со дня его основания. Вре­мя от времени они получают документальные подтверждения.

Крах идеи

Главная политическая задача конкурса Чайковского изначально абсурдна. Профессиональные навыки у музыканта либо eсть, либо нет, и это не зависит от гражданства. А исполнительские стили не подлежат аб­страктному сравнению Что такое конкурс на замещение вакантной должности в оркестре ? Ясно: это экзамен на соответствие определенным требованиям. А на конкурсе Чайковского невозможно определить, какие именно профессиональные качества там ценятся. Характерно, что лишь несколько его победителей сделали заметную художественную карьеру (обеспеченную, кстати, вовсе не победой на конкурсе).

Уязвимость главного музыкального состязания СССР стала особенно заметна после перестройки: до­казывать преимущества всего советского стало не нужно.

Кроме того, у нас как и во всем мире, возникло множество крупных и мелких местных конкурсов- име­ни Глинки в Москве, имени Римского-Корсакова в Петербурге, имени Ямпольского в Дубне, имени Прокофье­ва в Долгопрудном и тому подобное, вплоть до конкурсов имени педагогов, посылающих туда своих учени­ков (например, имени пианиста Владимира Крайнева в Бердичеве). Многие конкурсы объявлялись междуна­родными - в них участвовали молодые музыканты из ближнего зарубежья, чаще всего обучающиеся в Моск­ве. Само по себе звание лауреата девальвировалось. По инерции ему еще придают значение чиновники, так как в. глазах непрофессионала требуется чем-то подтвердить степень квалификации музыканта. Но делать это все труднее: сегодня лауреатскими званиями не увешаны разве только школьники, с запинками играю­щие этюды. В от их условиях конкурс Чайковского «повис в воздухе». Единственное, что ему оставалось, - срочно переквалифицироваться в «реликвию», символ «большого искусства», самый профессиональный (и потому главный) среди новых конкурсов. Но это не удалось. В ситуации непересекающихся процессов, на которые распалась музыкальная жизнь, единых профессиональных критериев быть не может. Конкурс Чайковского оказался не самым профессиональным, а лишь самым большим и известным. В 1990 году он прошел благо­получно, но тускло. В ; 992 году возник «промежуточный» юношеский конкурс, участники которого появились потом на «взрослом» состязании. А прошлый конкурс -1994 года - закончился провалом. Прежние лауреаты, составившие жюри, запутались в интригах. Отсеяв перспективных участников с первых туров, они не сумели присудить первые премии во всех специальностях, кроме вокала. А распределение оставшихся наград вы­глядело неубедительно. Скандал был такой, что конкурс исключили из числа курируемых Federation de Concours international.

Лауреаты

Нынешнее сочетание получило цель: восстановить имидж «национального достояния». Ввели долж­ность художественного руководителя, которым стала Ирина Архипова. Голосование, прежде открытое, сме­нилось тайным. Но по инерции конкурс оказался той же политизированной структурой, сориентированной на победу «наших», теперь уже не в высоких государственных целях, а в корпоративных интересах преподава­телей Московской консерватории. Именно они, а не мировые имена (как было обещано) составили основную часть жюри, символически украшенного суперзвездой итальянской оперы Фиоренцей Коссотто. Несмотря на предварительный отбор участников, на первом туре оказались иностранцы, едва умеющие играть и отсеян­ные без возражений. Это можно объяснить только желанием выгодно оттенить наших участников. Заинтере­сованность жюри очевидна: среди конкурсантов были их ученики, что само по себе некорректно. Именно ме­жду воспитанниками членов жюри и были распределены основные призы.

Наиболее явно этот принцип проявился в напоминавших экзамены состязаниях пианистов и скрипа­чей: судьями, были почти все ведущие преподаватели фортепианной и струнной кафедр Московской 

кон­серватории. Жюри пианистов сработало грубовато: не пропустило в финал Алексея Султанова, самого заметного участника, игравшего дерзко и спорно, но интересно.

 Казалось, это сделано ради вальяжного Вадима Руденко, получившего третью премию на прошлом конкурсе Чайковского и теперь пре­тендовавшего на первую. Но во втором и третьем турах он играл так скучно, что ему вручили вторую премию

(хотя и это показалось чрезмерным). Первая досталась юному Денису Мацуеву, одаренному, но слишком увлеченному псевдоромантической «трепетностью» трактовок и «вдохновенным» закатыванием глаз (что, похоже, понравилось публике). Если пианист на этом не остановится, а займется интеллектуальной работой над произведениями, он имеет шансы создать серьезные интерпретации и стать настоящим музыкантом, а не карикатурой на романтического героя,

У скрипачей лауреатом Первой премии стал Николай Саченко, ученик Сергея Кравченко, декана орке­стрового факультета. Саченко, правда, много фальшивил, играл то с остервенением, то натужно. Но ему 21 год — еще можно списывать огрехи на молодость и выступать в амплуа «перспективного». Среди виолонче­листов были хорошо выученные молодые музыканты с чистым звуком и отчетливой нюансировкой. Победил Денис Шаповалов, ученик члена жюри Натальи Шаховской. Впрочем, он и правда играл не хуже других. С вокалистами ситуация особая. В том возрасте, когда у скрипачей и пианистов - расцвет, они только начинают карьеру. Среди дебютантов нынешнего конкурса увереннее других выступали миниатюрная японка Мико Сато, старательно исполнявшая колоратурный репертуар, и добросовестный Бесик Габиташвили из Тбилис­ской оперы.

Однако уровень даже самых удачных выступлений конкурсантов был школьным: в лучшем случае все сводилось к ровному, без запинок, воспроизведению текста. Вести речь об интерпретациях или стилистиче­ских оттенках не приходилось.

Итого

Конкурс, как всегда, проходил шумно, с большой помпой и подавался как событие особой важности. Даже приехавший в Москву по каким-то своим делам польский президент Александр Квасьневский утвер­ждал, что прибыл специально на конкурс. Тем не менее совершенно очевидно, что в контексте современной музыкальной жизни нынешние принципы конкурса Чайковского архаичны, если не пагубны для российских молодых исполните пей. Они поддерживают иллюзию востребованности устаревших ориентиров нашего му­зыкального воспитания, готовящего не столько специалистов, сколько лидеров-бойцов неопределенного на­значения, причем без истинных лидерских качеств. Чтобы сделать профессиональную карьеру солиста, ор­кестранта или ансамблиста, нынешним лауреатам еще предстоит доучиваться. Наивно полагать, что они го­товы занять в искусстве значимое положение.

Сейчас победа на конкурсе Чайковского не является даже критерием профессионализма. Его между­народность формальна: мировых художественных тенденций он не отражает. Да и картина современной российской музыкальной жизни предстает на нем неполной и искаженной: многие интересные молодые му­зыкант ы обходятся без участия в этом состязании. Таким образом, исчерпав свои «проектные возможности», конкурс Чайковского остается лишь памятником советской эпохи. Дорогим и практически бесполезным.

 

 

Контент сайта является собственностью семьи Султановых.
При цитировании ссылка на сайт обязательна.